Патриотизм «в кавычках»: как гуманитаризация права маскирует ценностную подстановку

Кейс КДО типа «псевдопатриотизм» на материале книги о праве и классической литературе

Лид

Книга (доступный фрагмент: PDF) обещает научить нас «человечнее» читать право с помощью классики. На практике же объект анализа едва заметно смещается: литературные герои начинают говорить голосом автора, «мы, граждане России» звучит как риторический крючок доверия, а патриотическое чувство подаётся в мягком миноре. Получается характерный кейс когнитивно-деструктивной операции (КДО) типа «псевдопатриотизм»: говорить на патриотическом языке — чтобы перенастроить ценности в либерально-западническом ключе.

TL;DR (для занятых)

• Заявлено: метод Law & Literature: литература помогает гуманизировать право.
• Фактически: частая подмена на правовой анализ литературы: поступки персонажей трактуются как «реальные кейсы», герои становятся масками автора.
• Ключевые приёмы КДО: «мы-эффект», пессимизация патриотизма, десакрализация власти, штампы для «своих», элитаризация дискурса каноном, апология гражданского права без реальной угрозы.
• Чего не хватает: внешних рамок 1991–1993–2020, без которых чтение Конституции уплощается.
• Красная линия: гуманитаризация права используется как ширма для ценностной подстановки.

1. Что за книга и почему это кейс «псевдопатриотизма»

Книга выстроена как популярное введение в право через сюжеты Пушкина, Толстого и европейскую классику. Тон — почти школьный: простые примеры, внятные метафоры, апелляция к понятным чувствам. Именно эта «доброжелательная» подача и позволяет встраивать псевдопатриотический контент: автор говорит изнутри патриотической рамки, но аккуратно переопределяет её содержательно — любить Родину «не так громко», власть «не сакрализовать», а «идеалы свободы» полагать краеугольными.

Мы не спорим с ценностью гуманистической оптики. Мы фиксируем несовпадение заявленного метода и фактической практики, которое и создаёт эффект КДО.

Об авторе

Алим Ульбашев — юрист, канд. юридических наук (МГУ, 2017), автор книги «Право и литература» (МИФ, 2025). Специализации: гражданское право, нематериальные блага, право и новые медиа, подход Law & Literature.

• Родился в 1992 г. в Нальчике.
• Вероисповедание: мусульманин-суннит.
• Образование: 2014 — окончил юрфак МГУ; аспирантура МГУ; 2017 — присуждена степень кандидата юридических наук (тема: «Проблемы кодификации гражданского права в государстве Израиль»).
• Международные программы: 2017–2018 — участник Fox International Fellowship (Yale University).
• Опыт: преподавание (в т.ч. Французский университетский колледж МГУ), публикации по гражданскому и медиа-праву.
• Локация: по данным редакции Info-front, с 2021 года проживает в США.
• В 2024–2025 годах его онлайн-профили указывают на работу в Case Western Reserve University School of Law (Кливленд, США) и юридическую практику (в каталогах — допуск в штате Нью-Йорк). Сферы интереса: гражданское право, нематериальные блага, право и новые медиа, «право и литература».

Публикации и источники: профиль ИСТИНА (МГУ) — истина.msu.ru/…/publications.

2. Метод vs подмена: где книга меняет режим чтения

2.1. Заявлено

Автор прямо объявляет: работает в логике Law & Literature с акцентом literature in/as law — не ищет «юридические темы» в романах, а анализирует право как язык, нарратив и ценности, используя литературу как оптику.

2.2. Происходящая подмена

• Объектом становятся не нормы и их язык, а фрагменты сюжетов и поступки героев — «как если бы» это реальные кейсы.
• Герои наделяются свойствами самостоятельных субъектов реального мира, а их «гипотетическое» поведение подставляется как доказательство о «надлежащем» отношении к Родине и власти.

2.3. Почему это критично

Такой сдвиг размывает границу «текст ↔ реальность» и позволяет выводить субъективные оценки под видом «голоса классики». В результате герои превращаются в маски автора, а гуманитарный метод — в эссеистику ценностей, прикрытую респектабельной рамкой.

3. Маркеры операции: как работает «псевдопатриотизм»

1. «Мы-эффект». Риторическое «мы, граждане России» создаёт ощущение общности и доверия — например: «Приходится идти в кофейню за углом, где нас, как всегда, ждет улыбчивый бариста хипстерского вида. Он награждает нас ритуальным утренним приветствием и вручает спасительный стакан крепкого эспрессо.». Автор описывает так, будто он живет в России, рядом с его читателем, ходит в ту же кофейню, а не работает в американском университете. Итак, это не социологический факт, а стилистический приём, нормализующий авторскую позицию. Неинформированного читателя автор намеренно вводит в заблуждение, скрывая факт своей эмиграции.
2. Герои как маски. «Лучшие герои нежно любили Россию, но…» — и дальше следует перечень того, как правильно любить. Хрестоматийные персонажи «в сослагательном наклонении» становятся ретрансляторами авторской линии:
   • пессимизация патриотического чувства («нежная любовь к Родине» — маркер снижения планки: нежной бывает любовь к человеку; любовь к Родине — верность, служение и ответственность; ср. у Достоевского — «деятельная любовь». Удобно «нежно любить» на дистанции; у верного гражданина любовь деятельна),
   • десакрализация власти (негативная коннотация в адрес почитания сакральности власти: «никогда не бросились бы самозабвенно лобызать руку государю», «власть — опасная для обожествления», «голые короли»).
3. Штампы для «своих». Узнаваемые клише о «культе вождей», «мифотворчестве» и т.п. работают как пароли принадлежности либеральной аудитории. Это маркеры дискурса, а не доводы.
4. Элитаризация дискурса каноном. Опора на огромный литературный корпус создаёт ауру «только для посвящённых». Спорить приходится на чужом поле цитат, где количество ссылок подменяет связность аргумента.
5. Апологетика гражданского права как инфоповод. На гражданское право «никто не нападает», но книга строит position paper в его славу — это информационный повод для «оды», а не реакция на реальную угрозу.

Вывод промежуточный. Перед нами не учебник по праву, а ценностная реплика в форме учебника.

«Нежная» vs «деятельная» любовь к Родине

К чему уместна «нежная любовь»
К конкретному человеку: ребёнку, супругу, старикам, друзьям. Это близость, ласка, бережность. У неё маленький радиус и низкая цена риска: нежно — значит тихо, безопасно, без подвигов.

Какая любовь бывает к Родине
К Родине традиционно говорят не «нежно», а: верно, деятельно, ответственно. Это язык долга и поступка: служение, защита, работа, налоги, воспитание детей, сохранение языка и культуры, участие в жизни своего места. У религиозной традиции — «жертвенная любовь»; у гражданской — «служение общему благу».

Почему «нежная любовь к Родине» звучит фальшиво
Потому что переводит высокую добродетель верности в горизонт тёплой эмоции. Это снижает планку и вытесняет действие. «Нежно» можно любить Родину и с чемоданом у трапа: на расстоянии комфортна любая нежность. Верная любовь проверяется не чувством, а готовностью трудиться и отвечать.

• Короткая панорама голосов:
• Лермонтов — «странная любовь»: боль, дорога, пахота — не комфорт.
• Достоевский — противопоставление мечтательной и деятельной любви.
• Тютчев — верность вопреки «непонятности» России.
• Блок, Есенин — любовь «до боли», «до слёз», выстраданная.
• Ильин — любовь как долг и правосознание.

Сводка: любовь к человеку может быть «нежной». Любовь к Родине — верная и деятельная.

4. Внешний каркас, которого почти нет в книге: 1991–1993–2020

Без внешних рамок слабнет разговор о легитимности конституционного порядка. Мы добавляем три обязательные оптики:

4.1. 17 марта 1991 — референдум о сохранении СССР

Это «невыполненный мандат»: большинство высказалось за «обновлённую федерацию». В этой рамке ссылка на «всенародность» 1993-го требует обсудить разрыв преемства — чего книга не делает.

4.2. Октябрь 1993 — силовой исход кризиса

Конфликт президента и парламента завершён применением силы у Белого дома. Корректнее говорить о споре о легитимности исхода 1993 года, а не давать правовые квалификации. Эта оптика объясняет, почему в тексте 1993-го закрепилась суперпрезидентская конструкция и как это влияет на баланс ветвей власти.

4.3. Поправки 2020 — смена рамки интерпретации

Редакция 2020 вводит ст. 67.1 (историческая правда, правопреемство, «идеалы и вера в Бога»), уточняет контур ст. 72 (в т.ч. защита института брака как союза мужчины и женщины). В этой рамке старые нормы читаются иначе — и это не «косметика». Книга признаёт наличие поправок, но выводит политико-правовой контекст вне предмета.

5. Как читать книгу безопасно: методика Info-front

5.1. Разводим режимы чтения

• Literature in/as law → анализ права как языка/ценностей (герои — оптика).
• «Правовой анализ литературы» → мысленный эксперимент (герои — риторическое допущение). Всегда помечаем, где именно мы находимся.

5.2. Отделяем факт/интерпретацию/гипотезу

• Факт: дата, текст нормы, содержательная цитата (кратко).
• Интерпретация: как это читает автор и альтернативные рамки.
• Гипотеза: что из этого следует для патриотического чувства/баланса власти.

5.3. Проверяем «мы»

Любое «мы» — проверяем вопросом: кто включён, кто исключён, кто говорит? Если «мы» — приём вовлечения, так и пишем.

5.4. Не подменяем аргумент маркером

Выделяем клише («сталинизм», «миф» и т.п.): это идентификаторы дискурса, не доказательства. Просим у текста связность: тезис → обоснование → вывод.

5.5. Держим внешний каркас

Любая глава о конституции сопровождается таймлайном 1991–1993–2020, чтобы не потерять разговор о происхождении легитимности и смене интерпретации.

6. Чек-лист для читателя (коротко)

• Герой говорит за автора? Пометь «маска».
• «Мы» звучит как самоочевидность? Пометь «приём вовлечения».
• Цитат много, а логической связки нет? Пометь «риторика авторитета».
• Патриотизм описан только «в нежной тональности»? Ищи пессимизацию.
• Про 1991/1993/2020 — тишина? Добавь внешний каркас.

7. Небольшой словарь (простым языком)

• Law & Literature — подход, где литература помогает понимать язык и ценности права.
• Literature in/as law — литература в праве/как право: читаем право как текст культуры; герои — оптика, не факты.
• Правовой анализ литературы — обратный приём: читаем сюжет как кейс. Допустимо, если честно помечено как риторический эксперимент.
• Псевдопатриотизм — говорить патриотически, чтобы сместить содержание патриотизма.
• Десакрализация власти — снятие сакрального статуса власти; в книге это подано как добродетель по умолчанию.

8. Ответ на возможный контраргумент

«Но ведь гуманизация права — благо!»

Согласны. Проблема не в гуманизации, а в замещении: гуманистический метод используется как обёртка для односторонней ценностной рамки, при этом процедурная легитимность (1991–1993) и интерпретационный поворот (2020) остаются за скобками. Мы возвращаем их в поле зрения.

9. Резюме (Red Line)

Книга — не нейтральный проводник классики в право. Это ценностная реплика, написанная в популярной форме, с аккуратной подменой режима чтения и набором приёмов, характерных для КДО типа «псевдопатриотизм». Чтобы читать безопасно, достаточно трёх вещей:

1. разводить методы,
2. держать таймлайн 1991–1993–2020,
3. узнавать маркеры (маски героев, «мы», штампы, канон как барьер).

10. Дисклеймер метода (безопасные формулировки)

Мы намеренно избегаем правовых квалификаций событий и используем описательные конструкции: «спор о легитимности исхода 1993 года», «силовой сценарий октября 1993-го», «интерпретационный поворот 2020». Там, где речь идёт о мотивах, мы говорим: «в этой оптике», «в этом чтении», «в альтернативной рамке».

---